Мифологическое, нравственное и эстетическое

Дмитриевская М.С., Арсентьева А.А., nauka2007-2008@mail.ru

Развитие отношения к природным стихиям можно проследить на примере славянской мифологии.

Мать – сыра земля.

В народных представлениях земля осмыслялась как одна из основных стихий мироздания и как источник жизни всего живого, в том числе и человека. Отсюда древнее уважительное название.

К земле всегда относились с особым почтением. Широко распространялись запреты плевать на землю. К земле относились на только как чистой, но святой. Святость заключается в том, что она не держит в себе ничего нечистого. Так, она не принимает умерших колдунов и ведьм, и необходимы специальные обряды для того, что бы эти нечистые покойники не выходили из могил.

Особое отношение всегда было к родной земле, той, где родился человек. Уезжая на долгий срок из дома, люди брали с собой родную землю. Считалось, что она защитит от болезни на чужбине, от врагов и невзгод, а так же от тоски по родине. Приезжая в новое место и строя там дом перед порогом, бросали горсть родной земли, ступали на нее и говорили: «По своей земле хожу». Во время похорон на чужой стороне для родственников умершего было большой отрадой, если они могли бросить в могилу горсть земли с родины.

Среди православных людей широко было распространено представление о том, что у человека есть три матери: первая – Пресвятая Богородица, которая родила Спаса всего мира, вторая мать – Земля, от которой все созданы и в которую все вернутся после смерти, и третья мать – та, которая в утробе носила и родила.

Вода, как и земля, в народных представлениях является одной из основных стихий мироздания. В космогонических мифах многих культурных традиций вода выступает в роли первоначального хаоса, из которого формируется мировое пространство. Водные объекты в народной традиции воспринимались так же, как место обитания душ умерших и нечистой силы. С представлениями о том, что после смерти человека его душа находиться в воде, связаны традиционные запреты использовать воду, имеющуюся в доме в период смерти. Воду воспринимали как положительную стихию, когда ее наделяли очистительными свойствами, когда считали источником жизни. Но вода была и злом, особенно если это связывалось с такой трагедией, как наводнение. Ее наделили посреднической функцией связи с потусторонним миром.

Традиционно воде приписывалась очистительная функция, что в значительной степени объясняется ее физическими свойствами. Представление о воде как о чистой и очищающей стихии предопределило широкое использование ее в календарных обрядах и обрядах жизненного цикла. Существовал запрет плевать в воду. Согласно архаичным языческим представлениям, нарушающий запрет плюет в глаза своим родителям, находящимся на том свете, а по более поздним представлениям – на Бога. На этот счет есть и поговорка «Не плюй в колодец – пригодится водицы напиться».

Огонь в народном представлении воспринимался как стихия, наделенная двойственной символикой. С одной стороны, с огнем связывались свет и тепло, важные для жизни человека, подобно тому, как для роста и жизни растений были необходимы свет и тепло солнца, что древние славяне считали огонь и солнце родственно связанными. С другой стороны, стихия огня осознавалась как опасная сила, несущая разрушение и смерть.

В языческих культах огонь выступал и как объект непосредственного поклонения, и как посредник между человеком и божеством. В архаичном сознании огонь одухотворялся, наделялся характеристиками живого существа: способность есть, пить, спать. В древние времена огонь во время праздничных трапез кормили, бросая в него кусочки пищи и отливая часть напитков.

Как в воду и на землю, в огонь запрещалось плевать. По поверьям огонь может иссушить человека, если тот нарушит запрет. Особо почитали очаг, печь и огонь домашний как святой. Огонь из домашнего очага нельзя было давать чужому человеку, чтобы в родном доме не исчезли мир и благополучие. При постройке нового дома угли переносились из старого, а вместе с ними и переселялись души предков, охранявшие людей.

Подобно другим стихиям огонь воспринимался как очистительная стихия. Это нашло отражение в погребальных обрядах, когда покойника сжигали на костре.

Негативное отношение к этой стихии нашло отражение в поэтических представлениях славян в образах змея Горыныча, имеющего огненную природу. Двойственное отношение было к людям, чьи профессии были связаны с огнем: кузнецам и гончарам.

Воздух и связанный со стихией воздуха ветер в мифологических представлениях персонифицируются или наделяется свойствами демонического существа. Традиционные представления о том, каков внешний облик ветра, делятся на два типа. Согласно первым, ветер невидим, он существует в природе незримо. Согласно вторым, ветер воплощался в облике человека, причем мужского пола. Его представляли с большой головой и толстыми губами.

Вера в разрушительную или благотворную силу обусловила формирования обрядов и магических действий, направленных на его умилостивление. Чтобы задобрить стихию, совершали обряд «кормления» ветра. В качестве дара использовали хлеб, муку, крупу и т.д.

В целом, у каждого народа существует свое представление об окружающем мире. Каждому ближе своя стихия, которая определяет внутренний мир человека. Если земля самая спокойная, самая твердая и понимаемая стихия, то вода самая непредсказуемая. Она может находиться в трех состояниях, меняя все вокруг в одночасье. Огонь и воздух могут успокаивать, но и, наоборот, возбуждать.

Древние представления до сих пор влияют на жизни людей. И зачастую, не понимая этого, современный человек воспринимает мир на основе преданий и поверий. Якобы, современная наука доказала, что миф - это выдумка, искривленное понимание мира людьми, но все же без мифа наука сама не существует. Любое научное открытие вначале появляется как миф, а лишь затем доказывается и приобретает «научную оболочку». Поэтому, можно сказать, что все вокруг нас - это отчасти миф, пока не доказано, что это реальность [1].

Вопросы для диалога

1. Не устарело ли рассмотрение проблемы человека с мифологической точки зрения?

2. Существует ли огонь в качестве вещественного начала?

3. Почему Фалес среди всех стихий выбрал в качестве первого начала именно воду?

Примечания

1. Лосев А.Ф.Очерки античного символизма и мифологии». М., 1993.

Мифологические, библейские и евангельские сюжеты в творчестве М.И.Цветаевой

Горохова Л. Г., nauka2007-2008@mail.ru

Поиски монументальности, «высокости» привели Цветаеву к Библии и античности. В стихах 1916 года поэтесса многократно обращается к библейским и евангельским мотивам. Но в мифологические одежды Цветаева облекает свое лирическое содержание – душевную драму человека и поэта XX века. Поэтому в античности ее привлекают, по преимуществу, трагедийные конфликты, идея рока, ощущение предопределенности человеческой судьбы, темный дионисийский мир жречества, тайн, ворожбы. С наибольшей отчетливостью сказалось это в двух стихотворных трагедиях Цветаевой на мифологические сюжеты – «Ариадна» и «Федра».

В третьей строфе знаменитого цветаевского «Я тебя отвоюю у земель, у всех небес…», которое восходит к жанру заклинания, обыгрывается старозаветный сюжет об Иакове, вступившем в единоборство с самим Богом. Цветаева напрямую не называет имя Бога, а замещает его «тем, с которым Иаков стоял в ночи», но, тем не менее, вступает в единоборство с Ним:

Я тебя отвоюю у всех других – у той, одной,

Ты не будешь ничей жених, я – ничьей женой,

И в последнем споре возьму тебя – замолчи! -

У того, с которым Иаков стоял в ночи.

В стихотворении «И поплыл себе – Моисей в корзине!..» – другой библейский сюжет. Бог, но в арамейском звучании Элоим, появляется в другом стихотворении 1916 г., казалось бы, посвященном осмыслению любви, а на самом деле – взаимоотношению Бога и человека. Цветаева, однако, решает их не только своеобычно, но и в осознанном противоречии с христианством.

Словно ветер над нивой, словно

Первый колокол – это имя.

О, как нежно в ночи любовной

Призывать Элоима!

Элоим! Элоим! В мире

Полночь, и ветры стихли.

К невесте идет жених.

Благослови.

На дело любви

Сирот своих!

Наконец, цветаевское послание «Евреям» указывает своим названием на «Послание к Евреям» из Евангелия. Правда, Цветаева по-своему осмысляет евангельский текст. Если в конце «Послания к Евреям» высказывается вера в вечность Христа, то Цветаева пишет:

С последним из сынов твоих, Израиль,

Воистину мы погребем Христа!

Московская поэтика Цветаевой была ориентирована на традиции народной поэзии. В «Верстах-1» и, особенно, в «Стихах о Москве» Цветаева совместила время и пространство, она сотворила своим лирическим даром «нерукотворный град», который теперь воспринимается современными читателями как легенда о городе Китеже. Такого «града» до нее в поэзии не было.

Цветаева не только создает неповторимую, собственную, увиденную ею, Москву, но и испытывает на себе влияние московской мифологии, которая, в свою очередь, определенным образом изменила лирическую героиню Цветаевой. В первую очередь речь должна идти об устойчивом представлении, о Москве как оплоте православия.

С этим связаны «сорок сороков», которые вместе с «семихолмием» (другая устойчивая примета древнего города) появляются уже в самом начале «Стихов о Москве». Обращаясь к дочери, Цветаева пишет:

Ты постом говей,

Не сурьми бровей

И все сорок – чти –

Сороков церквей.

Исходи пешком – молодым шажком! –

Все привольное

Семихолмие.

«И целых сорок сороков церквей/Смеются над гордынею царей!» – так заканчивается стихотворение «Над городом, отвергнутым Петром…», где Цветаева обращается к другому московскому мифу, связанному с легендой о первой жене Петра I – царице Авдотье.

Одна из примет московской мифологии – колокольный звон, который Цветаева трансформировала с помощью смелой поэтической образности так: «колокольный гром», «колокольное семихолмие», «колокольная земля московская».

В седьмом стихотворении цикла «Стихи о Москве» мы читаем:

Семь холмов – как семь колоколов!

На семи колоколах – колокольни.

Всех счетом – сорок сороков.

Колокольное семихолмие!

И все же, несмотря на православную мифологию, в «Стихах о Москве» осталось двойственное отношение к вере, Цветаева не может принять законы православного смирения. В контексте этого бунта в конце стихотворения не случайно появление сниженного, недопустимого для истинного верующего попа, восходящее к фольклору: «Поп, крепче позаткни мне рот/Колокольной землею московскою!»

Завершает «Стихи о Москве» знаменитое «Красной кистью…», построенное на одном из центральных для Цветаевой автобиографическом мифе. В его основании – два центра. Первый – рождение поэта в день Иоанна Богослова. Другое смысловое ядро – жаркая рябина, символизирующая языческое начало Цветаевой, ее гордыню и фатально предопределенную трагичность (горькая кисть):

Красною кистью

Рябина зажглась,

Падали листья,

Я родилась.

Спорили сотни

Колоколов,

День был субботний:

Иоанн Богослов.

Мне и доныне

Хочется грызть

Жаркой рябины

Горькую кисть.

В определенной степени на «Стихи о Москве» оказали воздействие народные песни, в любви к которым признавалась поздняя Цветаева: жанры былины, сказки, плача, цыганский фольклор.

Вопросы для обсуждения

1. Каковы причины обращения М. И. Цветаевой к библейским, евангельским и мифологическим сюжетам?

2. Каково отношение поэтессы к христианству?

3. В чем заключается народность творчества М. И. Цветаевой?

4. В чем, по вашему мнению, заключается душевная драма человека и поэта XX века?

5. В своем творчестве Цветаева соединила языческое и христианское начала. Допустимо ли это?

Примечания

1. Саакянц А. А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество – М., 1999.

2. Клинг О. А. поэтический мир Марины Цветаевой. М., 2001.

3. Смирнов В. П. Цветаева М. И. Избранное. М., 2007.

4. Орлов В. Н. Марина Цветаева. Судьба. Характер. Поэзия // Марина Цветаева. Избранное. М., 1989.

5. Михайлов А. О Марине Цветаевой // Марина Цветаева. Стихотворения. М., 1990.